1
Толпа вся подалась назад, Палач поглядел на секиру… Вели его восемь солдат, Совсем молодого задиру.
Он был невысок и худющ, Тащился едва к пьедесталу. Толпа, как назойливый плющ, Тянулась к нему, но молчала.
Он, в общем-то, был нехорош Собою, своими делами, Иной раз хватался за нож, И накоротке был с долгами.
При случае мог нагрубить, Ужасно вдруг расхохотаться, И профилем злым и рябым Пижонов дробить и красавцев.
Едва ли нашёлся бы тот, Кто б руку вчера ему подал. Но утро встряхнуло народ Привыкшего спать по субботам.
И носом дремотно клевать На царские все сумасбродства. Его недалёкую власть Всегда трактовать очень просто.
Иного нет, и не дано, Нет с неба огня и драконов. А что на отшибе живём – Живём хоть – а это весомо.
2
Сегодня же заполонил Народ городскую всю площадь. И шёпотом чуть гомонил О том, как в берёзовой роще
Задира, столкнувшись с царём, Спросил его, не побоявшись: «Не сильно ль шатается трон?» Спросил Царь: «От пуль, что ли, вражьих?»
«Какие там пули!» – в ответ Сказал, улыбнувшись украдкой. «Их не было семьдесят лет, Как нет в нашем Царстве порядка!»
«Ну как же?! Как нет, баламут?!» Опешил Царь, остановившись. Косил он с придворными тут, Чтоб, видно, с народом быть ближе.
«Куда ни взгляни – всюду вот!» Поднёс он кулак к его носу, «Закон и порядок. Завод Штампует для нужд папиросы!
На улицах тихо, светло! Запойных почти не осталось! И вируса время ушло, Осталось лишь самую малость!
На житницу зёрна даём, Следим за приплодом семейных, Чтоб выдать паёк поросём За счёт государственных денег.
Иль вот – иностранцы сюда, Когда наезжают, с восторгом Кричат – «Что за рай, красота!» И наши целуют дороги!..
Какой же тебе ещё тут Привиделся вдруг непорядок?» Задира нагнулся, взял прут У их государевых пяток.
Чуть руку отвёл и рассёк С таким свистом воздух пред носом, Что самодовольный Царёк Присел и застыл в глупой позе.
Пока приходили в себя Сам Царь и его окруженье, Задира, зубами скрипя, В ответ Царю – «Да неужели?!
Твои папиросы давно В заводах совсем отсырели. А главный в цехах агроном Семейные ладит артели.
Запойных нет? Тут соглашусь; А, в общем, откуда им взяться? С твоих управленческих уст Закон вышел о тунеядцах.
И всё, что в запасниках есть, Дай Боже, на хлеб чтоб хватило! Куда уж в бутылку тут лезть? Из-под полы гнать из опилок.
О вирусе б вовсе молчал! О том похваляться негоже… Когда вируса саранча Нутро пожирала прохожих
Ты прятался, как партизан, У лекарей в комнатах царских, Да импортный жрал пармезан, И слушал чиновников сказки.
Сгубил сколько жизней и душ, За эту свою посевную! А нынче – оркестар и туш, И новость, что с кем-то воюем!..
Ещё поросёнка даёшь? То – верно. Мальца, значит, в хату. Но с хат и расписку берёшь, Вернуть при разделе лопатку.
Соседи пустили, мол, клич Во всех городах у нас лепо? Но этот пасхальный кулич – Иллюзия сдобного хлеба.
Как будто в открытку глядишь, И в ней, на потеху туристам, Твой, Царь, повышаем престиж, А мы – что-то вроде артистов.
Как не было жизни, и – нет, Но самое дивное то, что Не Царь ты, а лишь президент, С хромой конституцией в ножнах!..»
3
Ещё до того, как свой прут Задира отбросил в сторонку, Гвардейцы гурьбою, как спрут, Налипли и сзади, и сбоку.
А Царь, своей брызжа слюной, Начальникам слал оплеухи. Пока, мол, он правит страной, Тут ползают трутни на брюхе?!
Как вы, бестолковые псы, В нём не углядели шпиона?! Вы слышали? Счёт на часы! Дадим слабину этим гномам –
Всех под руки на эшафот! Страну разворуют до нитки! Добудут ваш банковский счёт, Что хуже дознания пытки.
А значит – неделя вам срок Из этого выбить признанье: В каких службах быть бы он мог, Какое имел тут заданье?
«А если он свой?», - вдруг спросил Капрал у Царя виновато. «Такому не быть! Не дерзи! Но если вдруг свой: казнь – расплата!»
4
Мытарили месяц его. За этот срок люди прознали В берёзах с Царём разговор, И шёпотом передавали,
Едва понимая размах Претензию-то к государю. «А, может, и вправду он – враг? Зачем же подставил так харю?»
«Так, может, маневр такой: Дестабилизировать почву! И вот приграничный конвой, Какой-нибудь тёмною ночью
Бой примет. Геройски падёт, А вражий полк, значит, болотом Пройдёт и страну захлестнёт, Чтоб вызволить своего-то,
И восстановить, там, в правах Любого, о том кто попросит… Вполне ведь шпиЁнский размах, Известны давно эти козни!»
Но тут же махали рукой: Все сызмальства знали «шпиона». Он мог лишь чесать языком От улочки до гастронома.
И что же ему, дураку, На лавке своей не сиделось? В ответ усмотрели тоску, От коей с утра сводит челюсть.
Но чем ближе казни был день, Тем люди сильней возбуждались. И вот на огромном листе У Замка – прошения запись:
«Помиловать, дурня, простить! Народу отдать на поруки. Он – пьяный был: пьяных казнить – Идти против жизни науки…»
Однако гвардейцы с ружьём У Замка народ разогнали. Затем на плацу за разгон – С утра получили медали.
Назавтра же – новая цепь: Гвардейцы опять набежали. В застенки всех новый прицеп Свезли, уличив в криминале.
И там, под допросный листок, Признанья ночами и днями, С трудом выбивали, чтоб в срок «Врагам» огласить наказанье.
Чуть поуспокоилось, но Народ продолжал меж собою Шептаться. Сомнений зерно Всходило под грубой стопою.
5
И вот – эшафот. Крапал дождь. Народ пребывал в тихой грусти. Задира в кругу хмурых рож Чуть плёлся, ссутулившись, к устью
Пути, где свой дутый живот Палач гладил с нежностью кошки. Из Царской семьи – никого, Ни глазу в высоком окошке.
Когда же задира взошёл, Палач, приобняв, словно брата, Сказал, извини, мол, дружок, Работа, а с ней, и зарплата.
Капрал просигналил. Палач Задире дал стать на колени. Откуда-то слышен был плач За будущее преступленье.
Широкий размах, хищный свист, И вот голова покатилась По площади к ярмарке вниз, Но жила притом и бранилась.
Народ только шею тянул, И зычно подхватывал охи О том: что Царев караул Готов жрать лишь сало с картохой;
Булыжник на площади твёрд, Как лоб у Царя-президента; Устройте ж гвардейцам бойкот! Их дочери будут бездетны!
А Царь, между прочим, палач Как этот, однако кровавей. Сорвите быстрее кумач, Взгляните, кто под Балаклавой!
И вслушайтесь только в слова: Убийство – всего-то работа! И то, что долой голова, Одна только наша забота.
У них и статистика есть, Сколь надо состричь таких бОшек, Чтоб в пенсию вашу залезть Кормить генеральские рожи!..
Народ поспевал чуть за ней, С помоста палач отбивался. Гвардейцы устроили рейд, Вылавливая оборванцев
В погоне за той головой, Хулившей режим и правленца. До вечера по мостовой Метались десятки гвардейцев.
6
По улицам день беготня, Однако и в скверах на лавках, Пытаясь волненье унять В спонтанных бессмысленных драках
Гвардейцы таскали людей В холодные Замка темницы. Но даже под хруст их костей, Улыбки блуждали на лицах.
Ведь как голова не дурна, Не может скакать высоко так! А раз так прыгуча она: То, видно, таков Царский Кодекс.
Забыв о приданье Отцов, Задиру они сотворили. И Царь, как варёный, пунцов, Когда весь чумазый от пыли
В окошке мячом промелькнёт Озлобленный профиль задиры. И громко такого ввернёт, Что и не услышишь в трактире
О нём, о Царе! И теперь Уж сколько ни слал бы гвардейцев В разрыв демонстрантских цепей, Царю от голов их не деться.
Свернувшись за трон калачём, Гадать – не заскачут в окошко ль? Пока палачам день за днём Особые ладят лукошки.
